Ничто не стоит недвижно на месте: человек, как и солнце, до полудня своей жизни взбирается все выше, чтобы потом начать спуск вниз. Мы — живые, мыслящие существа, и на разных точках нашего пути одни и те же жизненные факты и детали предстают перед нами в иной плоскости, в ином свете. Поэтому нельзя раз навсегда написать свою биографию «под копирку».
Невелика наша Литва, но по рельефу почвы, по пейзажам, по наречиям и характеру жителей она четко делится на несколько частей. Моя родная округа лежит на северо-востоке республики, среди наиболее возвышенных, наиболее удаленных от моря мест. Это — край холмов и ложбин, сосновых, рощ и ольховников, озер и стремительных речек. Нашу деревню со всех сторон окружают три озерка с приболотьями, с высокими берегами и старинным курганом. Впоследствии мои земляки вышли на хутора, и от родительской усадьбы не осталось камня на камне — она давно запахана и взборонена, а из-за густого ячменя выглядывают молодые яблоньки колхозного сада.
Родился я 15 января 1904 года в середняцкой семье в деревне Гайдждяй Таурагнайской волости Новоалександровского (Зарасайского) уезда. Отец — сын многосемейного бедняка, пришел из ближней деревни Пилькяняй, а мать получила участок земли в наследство от моего деда. Родители мои были люди весьма богомольные, не обученные ни в каких школах. У отца был хороший голос, он запевал в костельном хоре, водил крестные ходы к вильнюсским «кальвариям» — «страстям господним», мастерски вытачивал деревянные статуэтки для распятий. Старшего сына он решил сделать духовным лицом. Приобретая для будущего ксендза учебники и тетрадки, отец научился писать, увлекся чтением книг и газет, а, возя сына в школу, познакомился со многими просвещенными людьми, получил от врача разрешение оказывать в деревне неотложную медицинскую помощь, успешно выступал с защитой дел на суде, на свадьбах же был общепризнанным затейником — руководителем старинных игр и обрядов. В 1910 году кончил даже курсы инструкторов по огнеупорному строительству. Разумеется, дома он бывал только как бы в гостях.
Вся тяжесть хозяйственных забот лежала на плечах у матери и детей, из которых я был самым младшим. Насколько отец был энергичным и подвижным непоседой, настолько же мать отличалась тихим, терпеливым характером и необыкновенной добротой к собственным ребятишкам и к соседям. Тринадцать лет прожил я под родительским кровом и ни разу не видал, чтобы мама сердилась или же смеялась. Земля у нас была плохая, запущенная. Поэтому нам каждую вторую весну не хватало хлеба. Помню, как в темные зимние вечера мама рассказывала мне все ту же бесконечную сказку: настанет весна, взойдет солнышко, растает снег, защебечут птицы — и так далее...
Я, как «меньшой», был в семье общим баловнем и любимцем. Осенью 1912 года меня — восьмилетнего — отец свез в школу, в Таурагнай. Но я еле дождался рождественских каникул и после них в школу не возвращался. Хоть и приходилось пасти скот, пахать, боронить, но нигде я не чувствовал себя так привольно, как в родной деревне. Читать я научился у отца и у братьев и сестер — все они были грамотные, а старшую сестру брат-ксендз даже отправил на учительские курсы в Каунас Я же никуда уезжать не собирался. Моей заветной мечтой было поскорее вырасти, обзавестись гармоникой-трехрядкой, лихим конем — серым в яблоках, ярко крашенной «линейкой» и жить да поживать в нашей чудесной Аукштайтии — в краю холмов и озер, который днем золотит солнце, ночью серебрит луна и где не смолкают песни и веселый смех.
Во время кайзеровской оккупации у нас в избе поселились два немецких солдата, помнится — отпущенных на временный отдых с Двинского фронта. Эти вояки всячески мной помыкали, заставляли прислуживать; в том же году скончался отец, и моя дальнейшая судьба стала очень волновать и мать и сестер. Узнав обо всем этом, брат-ксендз велел немедля готовить меня в среднюю школу. Поселили меня в соседней деревне, у бывшего гимназиста, который за зиму подготовил меня в первый класс. Осенью 1917 года я уехал в Паневежис и поступил в тамошнюю гимназию. Припоминаю, как на бревенчатой стене сеновала я карандашом написал свое первое четверостишие сатирического содержания. Тринадцати лет от роду я распрощался с товарищами, братьями, сестрами и матерью, с которой больше уже не увиделся — она умерла весной 1918 года.
Хотя прощание это было горьким и слезным, я быстро привык к городу. Брат позаботился решительно обо всем: и о комнате, и о питании, и об одежде. В ученическом школьном оркестре я обучался игре на балалайке, в хоре пел басом! На квартире, где я жил, стоял старый рояль. Он вскоре заменил мне и балалайку и скрипку, на которой я прежде упражнялся. В 1918 году я на рождественские каникулы приехал к брату-ксендзу, поселился в его доме и узнал, что в Паневежисе возникли Советы. Что это за Советы — я не имел представления, но по всем разговорам чувствовал, что произошло нечто очень важное. После каникул я уже не возвращался в гимназию, вместе с другими гимназистами хотел поступить добровольцем в литовскую армию, но брат не разрешил. В местечке Шета, где жил брат, появились первые красноармейцы, на площади состоялся первый митинг, и я впервые услышал выступление комиссара. Речь его произвела на меня необычайное впечатление, но я все же оставался в стороне от событий. Потом я наблюдал, как в местечко вступили ведомые тремя немецкими солдатами литовские добровольцы, как местные помещики начали организовывать батальон; я работал во вновь созданной волостной канцелярии, но ни во что не углублялся, чувствуя, что вся моя жизнь еще впереди. Однажды мой попечитель — брат, как видно, заметил, что я скучаю, и предложил мне отправиться в Утену, где открылась гимназия. В доме брата я чувствовал себя стесненным, связанным, и предложение это пришлось мне по душе. Осенью 1919 года я навсегда распрощался со своим старшим братом и поступил в третий класс Утенской прогимназии, директором которой сначала был уездный начальник, а затем ксендз-законоучитель. Все время я редактировал школьный рукописный журнал и, будучи в пятом классе, опубликовал в журнале свой атеистический реферат. После этого меня исключили из гимназии, а поскольку значительная часть товарищей, выражая свою солидарность со мной, не являлась на занятия, мне вообще «посоветовали» покинуть Утену.
Осенью 1923 года я отправился в Каунас, тогдашнюю столицу, искать работу. Устроился писарем в податную инспекцию. Меня, участника школьной самодеятельности, неодолимо влекло искусство, сцена. Я пытался поступить в Каунасское музыкальное училище по классу пения, но не был принят — нашли слабым мой голос. Тогда я поступил в драматическую студию, которую посещал два года. В 1926 году я издал свой первый сборник сатирических стихов «Три гренадера» и сразу стал известен как поэт. Не оставляя желания испытать свои способности в области музыки, я выдержал экзамены по классу фортепиано, но посещал музыкальное училище всего три месяца, так как зрелый возраст помешал мне стать пианистом.
Я всецело отдался литературе — разумеется, продолжая для пропитания тянуть лямку в податной инспекции. Каунасские футуристы, издававшие тогда журнал «Кетури веяй» («Четыре ветра»), охотно приняли меня как сатирика в свою среду. В этой группе молодых литераторов много и с увлечением говорили о Маяковском и о Есенине. Я познакомился с советской поэзией, старался улучшить свои познания в русском языке, пытался переводить «Левый марш», «Стихи о собаке» и другие. Долгое время я никак не мог решить — который из этих двух поэтов крупнее. Оба они были мне близки: один — задушевностью своей лирики, другой — разящей силой сатиры. Кое-что пробовал писать под их влиянием.
В 1928 году я издал свою лирическую поэму «Распродажа души», в 1929 году — сборник эпиграмм «Парнас в пародиях», в 1930 году — лирико-сатирическую поэму «Пахари», в которой, как теперь пишут критики, уже зазвучали социальные мотивы, мотивы классовой борьбы.
Издавалось все это мною на собственные средства... Но я почувствовал, что слово мое уже доходит до более широких слоев читателей — в связи с этим стало невыносимым и мое положение в инспекции. Считая, что я уже достаточно созрел, чтобы свободно мыслить и творчески работать, я решил, покончить с корпением в бюрократическом учреждении, которое мешало моим литературным трудам.
Последующее трехлетие было для меня радостным и плодотворным. Я написал роман в письмах «Роза из министерства», сатирическую поэму о карьеристе, представителе буржуазной «золотой молодежи» — «Дичюс», продолжал работу над сатирическим романом о бюрократах — «Путешествие вокруг стола», вышедшим из печати лишь в 1936 году.
В те времена в печати юмор и сатира пользовались большой популярностью. Поэты, не имевшие другой постоянной работы, укрываясь под псевдонимами, писали саженные стихотворные фельетоны, которые охотно принимали редакторы всяких газеток и листков. Беда была! только в том, что недолог был век подобных изданий: к концу года «предприниматели» исчезали с горизонта вместе с недоплаченными гонорарами и с собранной вперед подписной платой. Это было мрачное безвременье: разгул фашистских заправил и их прихвостней — казнокрадов и взяточников, период скандальных процессов — дело об убийстве любовницы прелатом Ольшаускасом, дело о трехмиллионной афере в почтовом ведомстве (фальшивыми почтовыми марками торговал сам директор департамента)...
Летом 1933 года с группой художников и литераторов мы стали издавать еженедельный сатирический журнал «Кунтаплис» («Шлепанец»), поставив себе целью высмеивать буржуазную печать, бюрократов-расхитителей, мещанский дух. Эта работа всецело захватила меня. Я жадно следил за повседневной жизнью, писал сатиры на самые различные темы, подписываясь десятками псевдонимов, а иногда и вообще не подписываясь. Я как-то отдалился от чистой литературы, которая представлялась мне делом второстепенным. За семь лет я написал всего два лирических стихотворения — для антифашистского журнала «Литература»: писать для других органов тогдашней печати у меня уже не было времени и охоты. Начал я работать над второй частью «Пахарей», но так ее и не закончил. В сатире я обрел связь с широкими читательскими массами и считал, что выполняемая мной работа не менее важна, чем труд «чистого лирика». Для каждого номера «Кунтаплиса» я писал по одному — по два сатирических стихотворения, но не все они доходили до читателя: немало их вычеркивала военная цензура. В «Кунтаплисе» я познакомился и подружился с московским «Крокодилом», откуда мы — без указания, источника — перепечатывали немало карикатур и фельетонов. Не раз подвергался я судебным преследованиям, однажды в темном углу на меня напали двое помещичьих сынков. «Кунтаплис» просуществовал вплоть до советского времени, когда его сменила вышедшая из подполья «Шлуота» («Метла»).
Каунасские улицы заполонили огромные толпы рабочих, освобожденных от фашистского гнета, в деревне шел раздел имений, интеллигенция все шире включалась в общественную работу — это порождало новые мысли, новые чувства, новые творческие устремления. То, что мы бичевали оружием смеха, то, что мы ненавидели от всей души, перестало существовать. Кормило власти взяли в свои руки люди, пришедшие от станка, от плуга, от книги. Прежние заправилы удрали через «зеленую границу» на Запад. Стихотворение за стихотворением — и я услыхал свой голос в звучном хоре советских поэтов. Так я снова вернулся к лирике, стал печатать свои стихи в советских газетах и журналах, читать их на собраниях, в школах, на фабриках и заводах. В 1940 году я издал вторую часть «Пахарей», вошел в состав Оргкомитета Союза советских писателей Литвы, стал заместителем редактора журнала «Раштай» («Сочинения»), членом Клуба работников искусств. Снова почувствовал я себя молодым поэтом, равноправным членом общества.
Но непродолжительной была эта радость. Война застигла меня врасплох. Из Каунаса я перебрался в родную деревню, где жил мой брат. Обстоятельства сложились так, что там я и остался. Месяц спустя меня стали разыскивать вооруженные молодчики. Я пытался скрыться в Каунасе, но там, на улице меня опознали и арестовали охранники. Я попал в тюрьму, потом в концлагерь, а затем был выслан за сто километров от города. Так и прожил я до конца войны в родном Гайдждяй, в хозяйстве брата — косил сено, молотил хлеб, учил своих детей, которых не принимали в среднюю школу.
Духовную поддержку оказывали мне родная земля, трудовая среда, окрестные землеробы, но и крестьяне были подавлены, словно вспугнутые птицы, хотя и не теряли надежды и своего здорового юмора. В моем сознании зародились образы этих тружеников, и они тревожили и не оставляли меня. Так возникла третья часть «Пахарей».
Однажды под вечер из кустарника вышли трое людей и постучались в дверь нашего дома. Это были советские партизаны — они попросили закурить, утешали мою семью, говоря, что вскоре придет Красная Армия, и я смогу опять вернуться к своей работе. Я ощутил себя таким слабым рядом с этими бесстрашными героями! Еще глубже почувствовал я величие советского человека, когда месяц спустя на большаке за озером появились первые советские танки. Я, конечно, свыкся с привычной обстановкой, в которой провел свое детство и юность, и мне было трудно покидать непросушенное сено, нескошенную рожь, невыкопанный картофель. Но советские воины совершали уже свой заключительный поход на Берлин, и я оставил все свое добро соседям, которые в трудные дни оказали мне и духовную и материальную поддержку, и в сентябре 1944 года уехал в столицу Советской Литвы. Там я встретился со старыми друзьями — писателями, возвратившимися из эвакуации. Меня выдвинули на пост секретаря писательской организации. В опустошенном войной, но таком прекрасном и дорогом моему сердцу Вильнюсе я смог осуществить созревшие планы и замыслы. Республиканское издательство выпустило в свет все три части поэмы «Пахари», появилось второе издание поэмы «Дичюс», сборник стихов «Ветер Балтики». Я ощущал на каждом шагу заботу и поддержку советского общества — особенно когда весной 1947 года тяжело заболел.
Оправившись от болезни, я с особой остротой почувствовал, в каком я долгу перед простыми тружениками, которые свергли сметоновскую диктатуру, одолели с помощью всех советских людей фашистскую гидру и теперь строят новую жизнь на земле, свободной от помещиков и мироедов. Я начал искать слова и образы в родной деревне, в которой я наблюдал величайшие перемены. Я ничего не хотел выдумывать. Отбрасывая в сторону всякие «поэтические» ухищрения и мишуру, я стремился изобразить переживания крестьян, говорить их языком, передать их интонацию, жесты, вкусы.
Так в 1948 году была закончена поэма «Уснине» («На земле литовской»), выдержавшая несколько изданий, вызвавшая много обсуждений и читательских конференций. Это заставило меня задуматься: такой успех выпал на долю произведения, которое некоторые литераторы считали черновиком, «поэмой без поэзии», простой хроникой событий. Кто же прав? Как писать дальше? С одной стороны, я слышал: «Дайте новую, такую же поэму!» С другой — раздавалось: «Поэт должен, прежде всего, быть новатором». Я без всяких колебаний отказался от формальных упражнений, но подумал, что писать вторую поэму в том же духе тоже было бы неразумно. Решил, что нужно искать новые темы, новый материал. Надо идти вперед. Уснине — это только одна захолустная округа, а где же вся Литва, где вся необъятная наша родина?
Советская Литва отмечала свое десятилетие. По просьбе республиканской киностудии, вернувшись из поездки по республике — по городам, заводам, школам, колхозам,— я написал сценарий для документального фильма. Одновременно был написан мной цикл стихов о новой жизни, о природе и людях, которому я дал торжественное название «Сонеты о счастье». И меня постигло разочарование: сонетам не хватало философской глубины и в то же время мягкости. Этот суровый урок напомнил мне, что поэзия, как и любовь, приходит сама собой, иногда совершенно нежданно — подобно счастью.
Осенью 1952 года я сел в Московском порту на теплоход и по каналу поплыл на Волгу, чтобы собственными глазами увидеть новые стройки коммунизма и описать их в стихах. Меня изумляло и Московское море, и каменные набережные канала, и угличские и рыбинские шлюзы, и лес железных балок через Волгу под Жигулями, и огромный размах подготовительных работ на будущей Сталинградской ГЭС. С просторной палубы парохода «Некрасов» я наблюдал окружающее и записывал темы — иногда даже первые строфы для будущего цикла стихов. Съездил я и к побережью Черного моря, на Кавказские горы. Домой я привез немало уже законченных и начатых стихотворений, которые опубликовал в 1953 году отдельным сборником «На полях Родины». Эти стихи не произвели особенного впечатления. Почему? Да, скорее всего потому, что мои собственные впечатления возникли с палубы теплохода, с самолета, из вагонного окна, а кроме того—не материал продиктовал форму поэтического выражения, а наоборот, заранее выбранная форма подтягивала к себе материал. Это — урок не только для молодых поэтов...
Приближалась знаменательная в моей жизни дата — 1954 год — пятидесятилетие. Республиканское издательство попросило отобрать наиболее ценные произведения для собрания сочинений. Это я воспринял как отчет о проделанной работе. Немало времени ушло на пересмотр, отборку и правку языка и стиля. Появилось желание кое-что убрать, а кое-что углубить, вводя иногда даже новые эпизоды и новые персонажи. В 1954—1955 годах вышел мой трехтомник. Некоторые критики упрекали меня в том, что я напрасно исправлял свои старые произведения. И я должен был признать в известной мере их правоту. Это было еще одним уроком — нельзя приукрашивать, а тем более — изменять прошлое!
Время от времени я занимался и переводами на литовский язык. Мной переведено немало стихов Маяковского и его поэма «Владимир Ильич Ленин», две сказки Пушкина, стихотворения Некрасова и Шевченко. Из советских поэтов я переводил Н. Тихонова, А. Суркова, К. Симонова, М. Турсун-Заде, Я. Судрабкална, П. Бровку и других. Здесь не могу не упомянуть с глубокой благодарностью товарищей-поэтов, переводивших на русский язык мои стихи и поэмы — М. Петровых, познакомившую русского читателя, хотя и не полностью, с моей поэмой «На земле литовской», В. Державина, переведшего отрывки из «Пахарей». Молодым поэтом Г. Кановичем переведена моя поэма «Дичюс». Немало моих лирических и сатирических стихов в своих переводах передали широким читательским кругам В. Луговской, П. Шубин, П. Антокольский, Д. Бродский, М. Светлов, С. Map и другие товарищи. На русском языке издано четыре моих сборника — «Избранное» (Гослитиздат, М. 1951), «Большое чувство» (Вильнюс, 1952), поэма «Уснине» («На земле литовской») («Советский писатель», М. 1953), «Поэмы» (Гослитиздат, М. 1958).
К этому следует добавить некоторые «анкетные данные»: я — депутат Верховного Совета Литовской ССР II, III, и IV созывов. В 1950 году был награжден орденом Ленина. В 1951 году мне присуждена Сталинская премия, и в том же году я был принят в ряды КПСС. В 1954 году меня наградили двумя орденами Трудового Красного Знамени и мне было присвоено звание народного поэта Литовской ССР. С того же 1954 года я — член правления Союза писателей СССР. В течение всего послевоенного периода бессменно являюсь членом правления нашей республиканской писательской организации.
Над чем я работаю в настоящее время, каковы мои планы? Только что вышел из печати небольшой сборник стихов «Домик мой родной». В письменном столе лежат начатая поэма и в прозе — книга воспоминаний о гитлеровской оккупации. Поэзию тормозит иногда недостаток былых молодых чувств, а работу над воспоминаниями — ослабевшая память. Но внук часто стучится ко мне и напоминает, что медлить нельзя... Вот — передо мной газета с приветствием Советского правительства трудящимся Литвы в связи с достижениями в области сельского хозяйства. Над календарем 1959 года — приглашение на XI съезд Коммунистической партии Литвы, делегатом которого меня избрали. Только что звонили избиратели из Таурагнайского округа и сообщили отрадную весть — в новостроящемся Доме культуры закончен монтаж центрального отопления. Почтальон доставил письмо: далекий читатель из Канады поздравляет с Новым годом. За стеной радио сообщает необычайную новость: преодолев притяжение Земли и Луны, советская ракета вышла на орбиту Солнца. Радостное волнение наполняет сердце: биография моя, начавшаяся в убогом захолустье при мерцании лучины, достигла рубежа, за которым уже видны живительные светочи коммунизма.
Популярные статьи сайта из раздела «Сны и магия»
.
Магия приворота
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +