Рассказать о своем жизненном пути с юности до старости — от зари на рассвете до зари вечерней — задача не из легких, если принять к тому же во внимание, что между этими «зорями» минуло свыше семидесяти лет, причем на пространном таком пути было у нашего поколения немало бурь и гроз. Все же попытаюсь, хотя бы бегло, поделиться с читателями воспоминаниями о пережитом, начав с далекого прошлого.
Представьте себе городишко, оторванный от железных дорог и судоходных рек, с большим собором под крестом которого исстари прославлялись «царь земной и царь небесный», с такою же большою, в два зтажа, тюрьмою — местом наказания непокорных «царю земному».
Землянск, Воронежской губернии, где 13 августа 1885 года, в семье бедняка, возникла жизнь пишущего эти строки, был именно таким: собор с протоиереем, тюрьма с исправником да площадь вокруг с лабазами местных торговцев.
Высшая школа в этом граде — уездное училище: инспектор из бурбонов, трое педагогов в мундирах, почитавших основою воспитания рукоприкладство, да еще наставник «закона божия»... Годы были дремучие, болотные — первые годы владычества Николая последнего. И — просто удивительно, как это в то поистине мрачное время наша молодежь, обреченная на жалкое прозябание, не теряла веры в завтрашний день, смела даже мечтать о героическом, а порою и вступала в борьбу с кошмарами окружающего.
От матери, зачитывающейся Щедриным и Ренаном, от суровых братьев ее — ремесленников, набрался я такого, что прямо-таки «задичал», рос сам по себе, в своем особом мире, населенном по началу сказками бабки, а потом всем тем, прекрасным и страшным, что дали мне в ранних годах Майн Рид и Эдгар По, Диккенс и Достоевский, Гоголь и Пушкин, Тургенев. Этакая смесь идей и настроений!.. А еще до того, проходя начальную школу, я, девятилетний, оказался «безбожником», и тут повинен был один из моих дядьев, исколесивший в бешеной тоске по «правде-матке» вдоль и поперек Русь. Это он увлек меня книжонкою с рассказами Шишко и собственными живыми рассказами о Разине и Пугачеве, о цареубийцах, о бунтах по городам мастеровщины. «Господь бог,— поучал он,— сущая выдумка для устрашения обездоленных». Атеистические наши беседы привели к тому, что в первый же «великий пост» перед праздником пасхи, проходя с одноклассниками обряд «исповеди» у попа, я на его вопрос под епитрахилью «в чем грешен, раб божий» не без удальства пролепетал: «В бога, батюшка, не верую!» Видимо, ошеломленный столь дерзким покаянием, он переспросил: «Как, как ты сказал?» А, услышав повторно мое «не верую», попик стукнул меня крестом в лоб и отпихнул прочь, а я поспешил нырнуть в толпу молящихся к выходу.
Позже, как бы продолжая дело моего дяди, внезапно исчезнувшего из городка, принялись «открывать мне глаза» на действительность слободские соседи-ремесленники. Не было, кажется, праздничного их вечера, на котором не побывал бы я со своим дружком-однолетком, а на тех вечерах подвыпившие столяры, кузнецы, сапожники проводили такие разговоры, что у нас, подростков, разгоралась жгучая ненависть к барам-помещикам, купцам, исправникам, земским начальникам с их прислужниками — урядниками, городовыми.
Однако на путь борьбы с ненавистным нам миром удалось подняться мне лишь по окончании уездного училища, устроившись на работу в местную земскую управу. Именно в ту пору юности, познакомившись с местными и заезжими революционерами из среды земских врачей, учителей, рабочих, и я к 1905 году имел уже со своими однолетками связь с острогожской, борисоглебской и воронежской группами социал-демократов «искровцев», а эта связь вовлекла нас в работу среди местных кустарей-рабочих, торговых служащих, окружного крестьянства. Особо захватывающим в этой работе, было распространение в деревнях листовок, закидываемых нам из Воронежа, да и собственного производства с выдержками из брошюры Ленина «К деревенской бедноте». Самобытная наша «печатня» на гектографе позволила нам при помощи пишущей машинки и своей машинистки, служащей земской управы М. Ф. Ильиной-Бахметьевой, заняться выпуском своеобразного «журнала» в пяток страниц под названием «Красный лапоть». Здесь, помимо пропагандистского материала, помещалось кое-что из произведений поэтов-земляков Кольцова, Никитина, а порою и мои
«пробы пера» в прозе и стихах. Вот, например, одно из обращений к мятежной деревне:
Когда на клич рабочих —
«Долой царя, долой!» —
Подымут что есть мочи
Крестьяне голос свой,
Враз рухнет царский строй,
А там — ей-ей! — и баре
Окажутся на свале.
Сколь неказисты эти строки, но они запомнились одному из деревенских товарищей и были переданы мне уже в Сибири. Памятен эпиграф «Красного лаптя»:
С рабочей ратью в едином строю
Одержим победу в бою
За лучшую долю свою...
Рифмованная эта цитата по форме своей отдает ребячеством, но, смысл ее — о единении крестьянства с рабочим классом — говорит о нашей идейной установке на пороге первой революции, когда мы вели борьбу с социалистами-революционерами. Так, одна из листовок, нацеленная против эсеров, заканчивалась у меня так:
Ой, эсеры — это тараканы!
Те ж в опасности профаны,
Также прячутся в обои,
А при случае... герои.
Между прочим, уже тогда я пописывал корреспонденции в областные газеты, а одна из моих заметок в столичной газете о безобразиях, чинимых отрядом казаков — охранителей имения землянского помещика Струкова, чуть не стоила мне головы. Дело в том, что есаулу отряда удалось распознать (по-видимому, через «дозор» в почтовой конторе) об авторе анонимной корреспонденции, и вот в земскую управу, в часы занятий, ворвался взбешенный усач и атаковал меня, угрожая обнаженной шашкою «снести голову красноперому клеветнику». Только вмешательство сослуживцев и даже начальства управы помогло спастись «клеветнику». Невесть что предприняла бы казачья удаль в последующие дни, если б этот отряд не был экстренно переброшен под Острогожск ввиду особо угрожающих там «беспорядков» среди крестьян.
Как в общем ни скромна была наша работа, но уже в начале 1906 года я и М. Ф. Бахметьева оказались «под наблюдением согласно распоряжению начальника жандармского управления», о чем свидетельствует материал Воронежского архива, опубликованный в брошюре «1905 год в Воронеже» (издание Истпарта губкома РКП(б) к 20-летию первой революции).
Осенью 1907 года, после разгона первой и второй государственных Дум, собралась черносотенная третья Дума, и тут начались у нас в уезде аресты и обыски у «подозреваемых». Становой пристав и урядник со стражниками стали с того времени частыми «гостями» нашего семейного жилья, а вскоре «согласно распоряжению начальника губернии» я был изгнан «по неблагонадежности» со службы в земской управе. Принимавшие явную угрозу беспрерывные обыски понудили меня искать укрытие у товарищей по селам и в Воронеже. Однако дело закончилось тем, что в начале 1908 года я все же попал в лапы жандармерии, был в Землянске арестован и в том же 1908 году оказался в Сибири.
Перебравшись из Барнаула, из-под неусыпного надзора полицейщины, в Новониколаевск (ныне Новосибирск), я выполнял некоторое время работу счетовода в конторе фирмы сельскохозяйственных орудий Столль, а затем полностью отдался труду журналиста, активно сотрудничая в местной газете «Алтайское дело», «Обская жизнь» (вынужденной менять свои названия), и в 1912 году был редактором новой газеты «Сибирская новь».
Ввиду того, что наши новониколаевские газеты при сотрудничестве многих ссыльных товарищей имели явный облик социал-демократической прессы, все они, газеты, подвергались штрафам и угрозам со стороны цензуры. Потерпела крушение и «Сибирская новь», а моя попытка устроиться в местную городскую управу не имела успеха опять-таки из-за «неблагонадежности».
Состоя членом обской группы большевиков, я продолжал нелегальную и легальную партийную работу среди наборщиков типографий Новониколаевска, рабочих железнодорожного депо, паровой мельницы и торговых служащих, объединенных в Союз взаимопомощи приказчиков и располагавших своим клубом, библиотекой.
Наряду со статьями выступал я в ту пору в сибирских газетах с очерками и рассказами, посвященными несчастной судьбе беженцев из-за Урала на «вольные земли» (напр., рассказ «Лихолетье»), угнетенным фабричным труженикам, а также «алтай-кижи» (человеку Алтая). В горах Алтая побывал я не однажды, ведя там при содействии местной молодежи агитацию против буржуазно-царского строя, превратившего малые народности в «тюрьму народов». Мне представлялось, что наша работа «вестовых новины» (определение алтайцев) может содействовать возникновению национально-освободительного движения, какое имело здесь место в 1904—1905 годах. Однако только с установлением советской властью Ойротской автономной области алтай-кижи стал хозяином своей судьбы, а до этого в горах Алтая происходило то тяжкое, мрачное, что было передано в моих этюдах «На земле», «У последней воды», отмеченных в свое время положительно А. М. Горьким как «свежие, сочные» и т. д.
В Томске, куда переехал я в начале первой мировой войны, немедля установилась у меня связь с подпольем социал-демократов и местными органами печати. Уделял я время и для беллетристики. В журнале «Сибирский студент» — рассказ «Сухой потоп», а в газетах — «Таежное» и др. С повестью «Алена» (тогда под заглавием «Железная трава») и рассказом «Мать» я впервые .выступил в столичной печати. Первая вещь — в «Ежемесячном журнале», Петроград, 1915, вторая — в литературно-художественном сборнике «Северные зори», Москва, 1916, изд-во т-ва Сытина (весь доход от издания сборника по желанию авторов-сибиряков поступил в фонд на постройку учительского дома в Иркутске).
Здесь, в Томске, не раз посещал я вечера у Г. Н. Потанина, выдающегося исследователя стран и народов Азии, Алтая, киргизской степи, отбывшего в расцвете своей молодости за пропаганду передовых идей того времени каторгу и ссылку. Это был уже восьмидесятилетний, седобородый старик, сохранивший удивительно, по-юному, горячее внимание к нуждам Сибири, к ее культурным кадрам и, в частности, к нам, литераторам. Достаточно сказать, что он, не отрываясь часами слушал изустные рассказы В. Я. Шишкова, тогда инженера-путейца, о его скитаниях по исследованию путей сообщения «окраины». Кстати, Шишков, дружеская связь с которым продолжалась у меня многие годы, до самой его кончины в 1945 году, только еще мечтал в те годы о писательском труде, выступая в местной печати с путевыми очерками. Бывали на вечерах Потанина профессора, видные деятели адвокатуры, журналисты, прозаики и поэты (например, популярный в Сибири поэт Г. Вяткин).
Сколь ни любопытно было мне общение у Потанина с местной интеллигенцией, «цветом нашего общества», как говорили томичи, я не знаю за собою такого «греха», когда бы это общение с «цветом» Томска помешало в какой-то мере моей связи с товарищами по партии и, главное, выполнению революционной работы среди полиграфистов, железнодорожников, кустарей-рабочих, студентов. Мало того. С помощью того же старика Потанина и особенно В. Шишкова мы проникали в легальные аудитории Общества попечения о народном образовании, устраивали там после литературных вечеров беседы-летучки. Не могу не вспомнить о своей, происшедшей несколько позже, встрече здесь с группою венгерских солдат-военнопленных и среди них с коммунистом Бела Куном, оказавшим нам неоценимую помощь по революционной пропаганде в томском лагере военнопленных, а после февральской революции принимавшим активное участие в массовых митингах.
В 1916 году, в связи с распространением антивоенных листовок и манифеста ЦК РСДРП о превращении империалистической войны в гражданскую, я вместе с другими товарищами подвергся аресту. В тюремной одиночке мне удалось набросать план проектируемого нами журнала для молодежи и рассказ «Кандальник», который смог увидеть свет лишь после революции.
Чтобы укрепить и развить грянувшую в феврале 1917 года революцию, высвободить трудящихся из тенет, сплетенных пробиравшейся к власти буржуазией, потребовалось немало сил от пролетариата во главе с его партией. Вооруженный апрельскими тезисами Ленина, томский отряд армии большевиков, при всех местных трудностях, в первую очередь из-за малочисленности рабочих кадров, добился все же победы, создав вначале Совет солдатских депутатов, затем Совет рабочих депутатов и, наконец, объединение передовых землепашцев области в Совет крестьянских депутатов.
Для рассказа о пережитом, виденном и слышанном мною на этом, историческом этапе в жизни Сибири потребовались бы многие страницы. Ограничусь краткими данными из личной биографии рядового солдата партии.
Еще до октября 1917 года я заведовал в местной городской думе отделом народного образования, а после Октябрьской социалистической революции на меня, члена Томского комитета партии и губисполкома, были возложены, кроме работы по редактированию партийного органа «Сибирский рабочий», обязанности комиссара по народному просвещению Западно-Сибирского учебного округа.
Сняв с должности «попечителя» этого округа, закоренелого консерватора, и очистив начальные школы от явных монархистов, я со своими сотрудниками отдался работе по реорганизации духовных школ в гражданские, по введению всеобщего совместного обучения юношей и девушек, по овладению репертуаром театра, по пересмотру библиотечных, фондов, по организации школ и курсов для малограмотных и неграмотных, в первую очередь — среди солдат местного многотысячного гарнизона и т. д.
В Томске было свыше ста начальных и средних школ и три высших (университет, технологический институт, высшие женские курсы). Особо тяжелым для нас был процесс реорганизации управления высшими учебными заведениями, что потребовало создания учредительных комиссий с участием профессоров, служащих всех типов и студенчества.
В целях лучшей постановки народного образования на местах мы занялись организацией в каждом районе и селении отделов по народному образованию с участием крестьян, избираемых на сходках. Наряду со всем этим нам удалось в короткий срок добиться открытия первой в Сибири высшей школы живописи и народной художественной галереи, реквизировав для этой последней купеческий особняк, а также картины, этюды и т. д. у общественных организаций и частных лиц. Было, таким образом, собрано немало оригинальных произведений Шишкина, Васнецова, популярного местного художника Гуркина и др. К несчастью, просуществовала картинная галерея недолго, так как Томск был занят интервентами и белогвардейцами, а я в числе других товарищей — членов губисполкома и губкома — вынужден был покинуть город пароходом под охраною красногвардейцев — сибиряков и мадьяр, через Нарым в Екатеринбург, Тобольск, Казань.
Среди моих очерков и рассказов из наблюдений этого периода откликами критиков, особенно в сибирских комсомольских изданиях, последнего времени, отмечен рассказ «Последние дни его превосходительства», посвященный аресту в 1917 году губернатора и, главное, обстановке, сложившейся к тому моменту в Томске.
Некоторое время в условиях гражданской войны пробыл я в родном Воронеже, редактировал «Известия» губкома и губисполкома, руководил секцией печати Комитета по мобилизации культурных сил для фронта, писал статьи, очерки и, малоудачные, на мой взгляд, рассказы, как, например, «Конец Ворошилина».
Направленный в распоряжение Казанского губкома, редактировал (1919—1921) газету «Красная Татария» и «Известия» ЦИКа Татарской АССР, избирался делегатом парторганизаций и учредительного съезда республики. Дважды выезжал в Москву — на Всероссийский съезд журналистов, а в марте 1921 года на десятый съезд партии.
Этот съезд — один из счастливейших событий в моей жизни, так как здесь впервые я видел, слышал, внимал живому слову В. И. Ленина.
Кое-что из пережитого на съезде запечатлено в моем рассказе «В те дни», а недавно мною передано в «Московском литераторе» (№7, 1957) об участии кое-кого из делегатов Татреспублики в беседе с Владимиром Ильичей в один из перерывов между заседаниями съезда.
После разговора на общие темы Владимир Ильич, интересуясь успехами татарской литературы и, в частности, журналистикой, задал мне ряд вопросов — о тираже газет, об участии в них национальной интеллигенции и даже о нашей полиграфической базе. И вдруг, неожиданно, обратился с вопросом: «А вы татарским-то языком владеете?» В ответ один из наших собеседников сообщил, что казанцами издается газета на татарском и русском языках, причем — на русском, мол, языке редактирует он (кивок в мою сторону). Однако Владимир Ильич сказал, что и редактору русского языка не мешало бы знать татарский язык. Но, уловив мое смущение, внушительно заметил, что у всех советских народов, говорящих на своих языках, имеется единый общий и обязательный язык — язык нашей партии, и потому владение именно этим языком — «святой долг любого, любой национальности, редактора».
Признаюсь, после этой незабываемой встречи я еще усерднее принялся за изучение «единого и общего для всех народов» мира языка Маркса — Энгельса — Ленина. Того самого языка нашей партии, без глубокого знания которого невозможно представить себе труженика культуры, искусства, литературы; того самого языка, без овладения которым невозможно постичь до конца и метод социалистического реализма. Здесь, на базе диалектического и исторического материализма, заложен и самый успех в познании работниками культуры, искусства, литературы процесса общественной жизни народа любой национальности.
В ноябре 1921 года я был переведен из Казани в Москву. Не отрываясь от массовой общественной работы, участвуя здесь в первые же месяцы приезда в деятельности центрального издательства профсоюзов, в редколлегии Госиздата, вступил затем в объединение пролетарских писателей «Кузница», порвавшее к этому времени заявлением на страницах «Правды» с осужденной Лениным пролеткультовщиной, исповедовавшей отсталые взгляды А. Богданова. В следующие годы «Кузница» вырастает во Всесоюзное общество пролетписателей, но уже к 1930 году вступает в РДПП как одна из его групп, однако со своей творческой программой. Ведущим ее положением было: «Художественная литература пролетариата должна быть на уровне его революционного мировоззрения и социалистической практики. Она, литература, должна быть могильщиком прошлого (разумелось дореволюционное прошлое «тюрьмы народов»), вестовым будущего, энтузиастом настоящего» (см. «Пролетарский авангард» № 10—11, 1931). Или вот отрывок из застенографированного моего выступления по платформе группы: «Искусство, ни в каком случае нельзя отделять от политики, так как искусство вообще, литература в частности, есть выражение художественными средствами политики» и т. д.
В конце двадцатых и начале тридцатых годов я работал ответредактором журналов «Кузницы»: «Журнал для всех» и «Пролетарский авангард». В 1935—1941 годах состоял членом редколлегии основанного по инициативе Горького журнала «Красная новь». В те же годы, будучи членом парторганизации завода «Серп и молот», сотрудничал в заводской газете, оказывая помощь литературной группе серпомолотовцев «Вальцовка», принимал участие в издании, по инициативе опять-таки Горького, «Истории завода»... Годы, проведенные на «Серпе и молоте», весьма ценны для меня тем, что вооружили меня материалом из жизни рабочего класса, отраженным, между прочим, во многих главах романа «Наступление».
Явный избыток работы и обязанностей общественного порядка, включая, кстати сказать, выполнение долга депутата Краснопресненского райсовета Москвы, отнюдь не говорит о каких-то положительных моих особенностях. Нет и нет! Весь секрет такого рода работоспособности заключается в живом общении с трудящимися предприятий, в неустанном «чувстве локтя» близких товарищей, в чудодейственном подбадривании, исходящем от молодежи, среди которой я имел счастье проводить многие дни и часы, обсуждая творческие поиски не только в области литературы, а и в деле изобретательства, новаторства у станка... Удивительно ли, что в довольно солидном возрасте, под сорок лет, Бахметьев оказался комсомольцем! Бережно, как драгоценность, храню билет почетного комсомольца (№544 от 18/VII-1922 г.), выданный мне московской организацией Рогожско-Симоновского района РКСМ.
Не скрою, что, располагая достаточным фондом критических отзывов в прессе на свой более чем скромный вклад в советскую литературу, я особо дорожу голосом комсомольской печати, начиная с номера 89 «Комсомольской правды» 1928 года и кончая, скажем, «Молодым коммунистом» Воронежского обкома ВЛКСМ, или «Молодым ленинцем» Томского обкома и горкома ВЛКСМ (1957).
Сколь ни ограничена была у меня во времени литературная работа, все же мне удалось запечатлеть более или менее приметные моменты в народной жизни в период революции, гражданской войны, восстановления хозяйства и социалистического строительства, причем первое, что привлекало меня здесь,— это труд и борьба с пережитками прошлого в сознании советского человека и в быту его. Я имею в виду обративший на себя внимание широкого читателя роман «Преступление Мартына», повести и рассказы «Алена», «Мать», «Железная трава», «Корни», «Тень в пламени», «Конторщица», «Ее победа», «Медленная стрела», «Беспокойный» и др.
В 1932 году, после решения ЦК ВКПб) о перестройке писательских организаций, я — в составе Оргкомитета по созыву Первого Всесоюзного съезда писателей. Началась новая, сложная работа под общим руководством А. М. Горького.
Указывая в беседах с нами на необходимость «подтянуться в работенке», Алексей Максимович говорил не только о ближайших задачах Оргкомитета, а и о том, что мы обязаны быть «примером» для молодых кадров литературы и рассматривать создаваемый Союз писателей как общественно-политическую организацию, члены которого отнюдь не должны сводить свои заботы исключительно к «профессии литераторов». Посмеиваясь, Алексей Максимович ссылался на себя, повторяя то, что годом раньше было выражено им в «Беседах о ремесле», опубликованных в «Литературной учебе»: «Я никогда не чувствовал и не чувствую себя «исключительно литератором», всю жизнь занимался — в той или иной области — общественной деятельностью и до сего дня не утратил тяготения к ней». В «Беседах о ремесле» Горький в довольно суровом тоне говорил о тех, кто жалуется на «мелочную» общественную работу, нарушающую их творческий труд: «Жалобы эти я считаю неправильными! Общественная деятельность, даже мелочная, не может быть бесплодна».
Работа наша по подготовке Всесоюзного съезда писателей затянулась до 1934 года, и это имело свои основания. Требовалось шаг за шагом ликвидировать наблюдавшуюся в первое десятилетие нашей литературной жизни групповую борьбу, консолидировать, опираясь на коммунистические кадры, всю массу писателей на пути действенного участия в социалистическом строительстве, преодолеть всякого рода влияния на литературу «пережитков прошлого», пресечь, с другой стороны, левацкие загибы иных, вроде деления «попутчиков» советской литературы на «союзников» и «врагов» и т. д. и т. п. Немало времени заняли у нас также проблемы идеологического и организационного характера: проект устава Союза писателей, разработка положений социалистического реализма, вопросы материально-бытового обслуживания писателей и т. д. Кроме того, надо было закрепить связь с растущими отрядами литературы братских республик.
Наконец в августе 1934 года был созван съезд с участием писателей братских республик и зарубежных стран — от Англии, Франции, США до Китая и Японии. Съезд прошел в оживленной обстановке, утвердил Устав, определение метода социалистического реализма и на заключительном своем заседании избрал правление, а первый пленум его — президиум под председательством Горького.
Не один год работал я в правлении, в его президиуме, в их партгруппах и парторганизации писателей Москвы, стремившейся закрепить среди работников литературы творческую взаимопомощь и одновременно бороться против явлений «зазнайства» на почве «головокружения от успеха», пренебрежения общественными обязанностями и т. п.
Не однажды посещали мы заседания в ЦК партии по вопросам литературы. Кстати сказать, в истории нашего Союза, от первого всесоюзного его съезда до настоящего времени, не было такого сколько-нибудь знаменательного этапа, достижениям которого мы не были бы обязаны руководящему слову партии.
В годы Великой Отечественной войны мне вновь довелось побывать в столице Татарской АССР, куда были эвакуированы правление и актив нашего Союза и где на меня были возложены обязанности первого секретаря правления Союза. Однако уже в июне 1942 года я возвратился в Москву. В результате неоднократных выездов на фронт и живого общения с фронтовиками, в частности — 77-й Гвардейской дивизии, мне удалось написать немало очерков и рассказов, среди которых более или менее удачными считаю: «Оплошность сержанта Васютина», «Наша радость», «Самое главное».
По партийной и литературной работе в годы войны был я связан с промышленными предприятиями Москвы. Изрядно поработал я также среди железнодорожников, давая очерки о героическом оборонном труде рабочих транспорта на страницах газеты «Гудок», и был, в связи с этой работой, включен приказом Народного комиссара путей сообщения в ряды «почетных железнодорожников».
Продолжая в послевоенные годы свою творческую работу (роман «У порога», рассказы), я не прекращал работу с литературной молодежью. Позволю себе привести выдержку из обращения ко мне, в связи с моим 60-летием, коллектива издательства «Советский писатель». Поздравляя меня с правительственной наградой — орденом Ленина, коллектив издательства писал: «Нам, работникам издательства, особенно радостно отметить, что вы многие годы принимаете активное участие в работе издательства не только как писатель, но и как член редсовета, чуткий редактор, много уделявший времени и внимания выдвижению и воспитанию молодых писателей нашей родины».
В заключение хотелось бы упомянуть еще о многолетней своей работе по настоящий день на фронте профсоюзного движения трудящихся. Имею в виду профсоюз писателей, основанный в Москве в 1930 году и располагающий сейчас четырьмя объединениями. Руководителем одного из старейших среди них (при Гослитиздате) я избирался из года в год, и эта моя деятельность в 40-летие Октябрьской революции была отмечена почетной грамотой ЦК профсоюза работников культуры.
Чем именно заслуживают доброе внимание к себе профкомы работников литературы? Тем, прежде всего, что участие наше в профсоюзном движении трудящихся СССР прокладывает писателям, членам творческого Союза писателей и не состоящим в нем, путь в жизнь и труд рабочего класса. Лично я, как и многие мои соратники по перу, немало обязан именно этому классу — авангарду нашего советского народа осуществлением ряда произведений и продолжающейся своей работе над романом «Любовь и ненависть», основным кругом персонажей, которого является рабочий класс.
В 1958 году выпущен в свет сборник произведений («С добрым утром») рабочих завода «Серп и молот». В своей вступительной статье к сборнику я, высказав пожелание давним своим друзьям, «мастерам слова», не порывать связи с «миром мастеров металла», так как именно в этой связи — залог новых и новых побед нашей литературы,— привожу слова В. И. Ленина о литературе социалистического общества:
«Это будет свободная литература, оплодотворяющая последнее слово революционной мысли человечества опытом и живой работой социалистического пролетариата».
Эта заповедь бессмертного вождя всего трудового человечества с новою и новою силой звучащая на вечерней «заре» старейших писателей, является и для нашей молодежи, вступающей на путь работников литературы, ключом к тайнам художественного творчества.
Популярные статьи сайта из раздела «Сны и магия»
.
Магия приворота
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +