Друг! Наблюдение, поскольку оно рассматривается как пункт, из которого исходит обучение, необходимо отличать от искусства наблюдения, которое является учением об отношениях всех форм. Как общая основа всех трех элементарных средств обучения, наблюдение намного опережает искусство наблюдения, так же как изучение арифметики и языка. Если наблюдение в противоположность искусству наблюдения рассматривать отдельно и само по себе, оно является не чем иным, как простым нахождением внешних предметов перед нашими чувствами и простым возбуждением в нашем сознании производимого ими впечатления. С этого природа начинает всякое обучение; младенец пользуется им, мать дает его, но искусство обучения не сделало ничего, чтобы в этом отношении держать равнение на природу. Напрасно пред искусством стояло прекраснейшее зрелище — мать, показывающая своему младенцу мир; искусство ничего не связало с этим зрелищем для пользы народа.
Я хочу, дорогой Гесснер, выписать для тебя относительно этого одно место из записи, которая уже год тому назад была сделана мною под влиянием чувства, вызванного вышеупомянутым искусством обучения.
«С того мгновения, когда мать берет дитя на руки, она учит его, делая доступным его органам то, что природа предлагает ему в рассеянном виде, на большом расстоянии и беспорядочно, и делая для него легким, приятным и привлекательным самый процесс наблюдения, а следовательно, и зависящее от него знание.
Бессильная, необразованная, следуя за природой без руководства и помощи, мать в своем неведении даже не сознает, что делает. Она не хочет учить ребенка, она хочет его только успокоить, она хочет его занять, но, несмотря на это, она во всей своей чистой простоте следует высокому ходу природы, не зная, что это делает природа посредством нее. Ведь природа посредством нее делает очень многое — она таким образом открывает ребенку мир, она готовит его к. пользованию чувствами, к раннему развитию внимания и способности наблюдения.
Если бы люди в настоящий момент использовали этот высокий ход природы и связали с ним то, что можно связать с ним; если бы материнскому сердцу мудро и по собственной воле позволили с помощью искусства обучения продолжить для подрастающего ребенка то, что оно, побуждаемое слепым природным инстинктом, делает для младенца; если бы для этой цели использовали также сердце и положение отца, с помощью искусства обучения позволили бы и ему развить в ребенке в соответствии с его положением и обстоятельствами все умения, необходимые для того, чтобы путем хорошего выполнения важнейших для него дел всю жизнь прожить, испытывая внутреннее удовлетворение самим.собою,— как тогда легко было бы многим, очень многим помочь человеческому роду и каждому человеку в отдельности в любом положении возвыситься до того, чтобы даже при затруднениях, вызванных неблагоприятными условиями, при всяких бедствиях неблагоприятного времени обеспечить себе тихую, спокойную и удовлетворяющую человека жизнь!»
Боже! Какой это был бы выигрыш для человечества! Но и в этом отношении мы не успели сделать даже того, что делает женщина из Аппенцелля, вешающая уже в первые недели жизни своего ребенка, над его колыбелью пестрораскрашенную большую бумажную птицу; таким образом она точно обозначает пункт, с которого искусству следовало бы начинать давать ребенку определенное и ясное представление о предметах природы.
Дорогой друг! Тот, кто видел как двух-трехнедельный ребенок руками и ногами тянется к этой птице, пусть подумает, как легко могло обучение посредством последовательного ряда таких же чувственных образов заложить в нем общую основу для восприятия всех предметов природы и искусства; впоследствии оно могло бы постепенно и различными путями расширяться и уточняться. Кто обо всем этом подумает и не почувствует при этом, что мы упускаем при нашем не только готически-монашеском, но готически-монашеском застывшем и нам самим опротивевшем педагогическом хламе, тот ни на что не годится.
Для меня аппенцелльская птица, как для египтянина бык,— святыня, и я сделал все для того, чтобы начать свое обучение с того пункта, из которого исходит аппенцелльская женщина. Я иду еще дальше: ни в самом начале обучения, ни при применении всех последующих познавательных средств не представляю на волю случая того, что природа, окружающая обстановка и материнская любовь предоставляют чувствам ребенка начиная с его младенческого возраста; я сделал все для того, чтобы, избегая случайного, уже в этом возрасте дать ребенку возможность воспринять при помощи его чувств самое существенное из всех познаний, основанных на наблюдении, и сделать это осознанное впечатление неизгладимым.
Первая часть «Книги матерей» есть не что иное, как попытка возвысить само наблюдение до степени искусства, а детей во всех трех элементарных разделах знаний — в области формы, числа и слова — довести до полного осознания всех их восприятий, более точное понимание которых составит основу их последующих знаний. Эта книга должна содержать не только самое полное изложение важнейших предметов нашего познания, но и расположенное в строгой последовательности содержание этих предметов, которое бы вызывало у детей при первом же знакомстве с ними ощущение их многосторонней связи и многостороннего сходства.
В этом отношении «Руководство к буквосложению и чтению» делает то же самое, что и «Книга матерей». Простое восприятие звуков ухом и простое возбуждение в нашем сознании впечатления, вызванного звуком через наш слух, является для ребенка таким же наблюдением, как простое рассматривание предметов и простое возбуждение в нашем сознании впечатления, которое эти предметы произвели на чувство зрения. Основываясь на этом, я так составил «Руководство», что его первая часть есть не что иное, как простое наблюдение, то есть она основывается только на простом усилии довести до слуха ребенка и неизгладимо закрепить в его сознании весь ряд звуков, которые позднее должны служить основой его знаний в области языка. Это предлагается сделать для ребенка в том возрасте, когда я ему показываю в «Книге матерей» видимые предметы нашего мира, точное знакомство с которыми должно быть основанием его последующих знаний.
Тот же принцип — возвысить наблюдение до степени искусства — имеет место и при применении третьего элементарного средства нашего познания. И число само по себе, не основанное на наблюдении, для нашего ума является только обманчивой видимостью представления, которое, хотя и воспринимается нашим воображением, однако не может быть усвоено разумом в качестве истины. Ребенок должен правильно понять внутреннюю сущность каждой формы, в которой могут проявляться числовые отношения, прежде чем он в состоянии рассматривать одну из этих форм как основание для ясного понимания им увеличения или уменьшения. Поэтому в «Книге матерей» я первые десять чисел уже для детей этого возраста сделал наглядными — в виде пальцев, копыт, листьев, точек, затем в виде треугольника, четырехугольника, восьмиугольника и т. д.
Сделав это во всех трех разделах и установив, таким образом, что для ребенка простое наблюдение является безусловной основой всякого чувственного познания, я затем вновь подымаю наблюдение во всех трех разделах до уровня искусства наблюдения, то есть до уровня средства, позволяющего представлять себе предметы наблюдения как объекты моего суждения и выработанных у меня в процессе обучения умений.
После того как в «Книге матерей» я дал возможность ребенку наблюдать предметы со всех сторон и познакомил его с названиями этих предметов, в отношении первого элементарного средства познания — формы — я веду ребенка вышеописанным путем к азбуке наблюдения.
Благодаря ей ребенок должен научиться отдавать себе отчет в форме предметов, о которых он получил в «Книге матерей» общее, но еще недостаточно четкое представление. Эта книга должна дать ребенку возможность выработать определенные понятия об отношении формы всех предметов к равностороннему четырехугольнику таким образом найти во всем этом отделе касающемся формы предметов целый ряд расположенных в определенной последовательности; средств, помогающих ему подняться от смутных чувственных восприятий к четким понятиям.
В отношении второго первоначального средства нашего познания — числа — я иду тем же путем. Добившись уже в «Книге матерей» возможности полного осознания ребенком еще в младенческом возрасте первых десяти чисел, я путем постепенного прибавления одной единицы к другой в отношении всех вещей пытаюсь познакомить его с выражениями больше и меньше, то есть с природой двух, потом трех и т. д. Значит, я сперва делаю для детей совершенно ясными и наглядными начальные моменты всех видов вычисления и одновременно заставляю их твердо запоминать выражения, которыми обозначается их форма; основы арифметики я вообще даю в последовательных рядах, которые с самого начала представляют собой не что иное, как психологически верный и непрерывный переход от глубоко усвоенных наглядных суждений, основанных на наблюдении, к небольшому добавлению нового наблюдения, возрастающего только от 1 к 2 и от 2 к 3. Подтвержденный опытом результат этого приема заключается в том, что, когда дети хорошо поняли основы какого-либо вида вычисления, они в состоянии с этого момента идти таким же образом вперед без дальнейшей помощи и продолжать до тех пор, пока это требует сам ряд по своей природе.
В отношении моего метода обучения следует вообще заметить, что он настолько дает возможность разъяснить детям основы какого-либо раздела, что они должны в полной мере усвоить на каждой ступени обучения все то, что в данном случае в состоянии усвоить; так что в той мере, в какой они продвинулись вперед, их следует рассматривать и использовать в качестве учителей их младших братьев и сестер.
Самое существенное из того, что я делаю, чтобы процесс обучения арифметике стал более простым и понятным, заключается в следующем: при помощи наглядных средств я не только довожу до полного осознания ребенком внутреннюю истинность всех числовых отношений, но и объединяю осознание истинности данных наблюдения с истинностью учения о величине и делаю равносторонний четырехугольник общим средством искусства наблюдения и арифметики.
Третье первоначальное средство познания — язык — в отношении применения моих принципов является наиболее растяжимым.
Если, с одной стороны, знание формы и числа должно предшествовать знанию языка и это последнее отчасти должно проистекать из первых двух, то, напротив, успех в изучении языка достигается быстрее, чем в искусстве наблюдения и арифметики. Собственно, впечатление от наблюдения формы и числа предшествует способности говорить; напротив, искусства наблюдения и арифметики следуют за искусством говорить. Великий отличительный признак своеобразия и высоких качеств нашей природы, язык начинает развиваться из способности произносить звуки, затем благодаря постепенному развитию звука становится определенным словом, а благодаря определенному слову постепенно становится речью. Природе потребовались тысячелетия, чтобы научить людей полностью овладеть речью, а мы теперь за несколько месяцев овладеваем тем, для чего природе требовались тысячелетия. И все же мы не имеем права поступить иначе; мы при изучении языка должны идти с нашими детьми по тому же пути, по какому природа с этой целью вела человеческий род. Она и здесь, бесспорно, исходила из наблюдения. Уже самый простой звук, посредством которого человек стремился выразить впечатление, произведенное на него каким-либо предметом, был выражением наблюдения. Язык людей долго был не чем иным, как объединенной с мимикой способностью произносить звуки, подражавшей звукам живой и мертвой природы. От мимики и способности произносить звуки язык переходил к иероглифам и отдельным словам и долго давал лишь отдельным предметам отдельные названия. Это состояние языка возвышенно выражено в первой книге Моисея, гл. II, с. 19, 20: «Господь бог привел к Адаму всех зверей земных и всех птиц небесных, чтобы он их осмотрел и дал им имена. И Адам дал каждому зверю его имя».
С этого момента язык стал постепенно развиваться: сперва он замечал наиболее бросающиеся в глаза отличительные признаки предметов, которым он и давал названия; затем язык перешел к качественным наименованиям, а вместе с тем — к наименованиям различий в действиях и свойствах предметов. Много позднее стало развиваться искусство делать отдельное слово многозначным и посредством изменения формы его и добавления к нему соответствующего слова стало возможно точно выразить единство, множество, величину содержания слова, большую или меньшую величину его формы и числа и,
наконец, даже все изменения, вызываемые в нем различием времени и пространства.
Во все эти этапы язык был для людей искусственным средством не только представлять себе благодаря способности произносить звуки успехи в действительном уяснении всего того, что они интуитивно чувствовали, но и навсегда закреплять в памяти впечатление от того, что было уяснено.
Таким образом, обучение языку по своей природе есть не что иное, как собрание психологических средств для выражения своих впечатлений (ощущений и мыслей), с тем чтобы эти впечатления, обычно мимолетные и неосознанные, будучи связанными со словом (при всех их изменениях), становились постоянными и осознанными. Но это вследствие вечного постоянства человеческой природы может происходить только при условии соответствия процесса обучения языку тому первоначальному пути, пройдя который сама природа подняла нашу способность говорить до степени искусства, каким мы в настоящее время владеем; это значит, что всякое обучение языку должно исходить из наблюдения; благодаря искусству наблюдения и арифметике обучение должно вытеснить мимику, заменить подражание звукам мертвой и живой природы рядом искусственных звуков; затем оно должно от изучения звука, или, вернее, от упражнения органов речи в произнесении всех свойственных человеку звуков, постепенно перейти к изучению слова, к номенклатуре, а затем к изучению речи — к грамматическому изменению и составлению слов, но и на этой ступени обучение языку должно держаться медленного, постепенного шага, предначертанного ему природой в деле подготовки народов к овладению искусством речи.
Теперь, однако, спрашивается: как сохранил я это естественное продвижение через три этапа, на которые природа и опыт разделили развитие способности к речи, в применении к изучению звуков, слов и речи? Как согласовал я свои средства обучения в этих разделах с вышеуказанными этапами?
Обучение звукам я расширил до крайних пределов, придерживаясь гласных, выделяя их как собственно основу всех звуков и постепенно прибавляя к гласным отдельные согласные спереди и сзади; благодаря этому я сделал возможным прочное усвоение многочисленных звуков в их последовательности даже для грудного ребенка. Я сделал даже возможным, чтобы у ребенка при этом обучении внутреннее созерцание (innere Anschauung) предшествовало внешнему (auftere Anschauung), в процессе которого перед его глазами предстают произвольные обозначения звуков, так как слуховому впечатлению я обеспечил преимущество перед зрительным, что естественно в отношении изучения звуков. Кроме того, я облегчил обучение этому разделу, расположив ряды звуков в этой книге таким образом, что каждый последующий звук близок к предшествующему благодаря их величайшему сходству и отличается от него почти всегда лишь прибавлением одной буквы. Теперь, когда дети хорошо научились складыванию слогов, я перехожу к изучению слов, к номенклатуре, и в первой книге для чтения, словаре, даю ребенку слова снова рядами, что благодаря максимальному сходству их формы делает успех в обучении чтению легчайшей игрой, так как я эти слова составляю путем все нового прибавления нескольких незнакомых слогов к предыдущим, хорошо усвоенным и бегло произносимым слогам. При этом «Книга матерей» кладет в основу обучения ребенка речи и в основу пояснения слов, которые он должен произносить, самое разностороннее наблюдение.
Громадный круг основанных на наблюдении знаний, с которым природа знакомит ребенка в самом раннем возрасте, расположен и сконцентрирован в этой книге так, как того требуют психология и великий закон природы, согласно которому нечто более близкое всегда усваивается ребенком лучше, чем более далекое. Этот круг знаний связывается здесь со столь важным для обучения принципом, а именно: добиваться того, чтобы сущность вещей производила на детей значительно большее впечатление, чем их изменяющиеся качества. Огромная область языка и познаний, основанных на наблюдении, становится в этой книге легко обозримой для ребенка благодаря концентрации и правильному с точки зрения психологии расположению предметов. Только отдельные предметы в природе бесчисленны, несущественные различия их незначительны, а поэтому предметы могут быть легко обозримы детьми, если они распределены согласно этим различиям.
Именно этим принципам я и подчиняю собственно учение о языке. Моя грамматика представляет не что иное, как ряд средств, которые должны позволить ребенку точно выразить все числовые и временные отношения любого предмета, знакомство с которым есть следствие наблюдения, если ребенок в состоянии точно выразить одно какое-либо числовое или временное отношение этого предмета. Я использовал для этой цели даже искусство письма, поскольку и оно может рассматриваться как учение о языке; я вообще пытался использовать для этой цели все средства, данные мне природой и опытом, для уяснения понятий. Эмпирические шаги, предпринятые мною в этом направлении, показали главным образом, что монашеское наше обучение, пренебрегая психологией, не только отдаляет нас во всех предметах от конечной цели обучения, но даже наверняка содействует лишению нас тех средств, которые для уяснения наших понятий дает нам сама природа и без помощи искусства обучения, и вследствие нашей внутренней испорченности делает для нас невозможным пользование этими средствами.
Друг! Трудно поверить, какому разрушению подверглась вся реальная мощь нашей части света блшодаря неестественности нашего монашеского обучения и всему ничтожеству его изолированных, бессистемных учений; так же трудно поверить, до какой степени из нашей среды исчезли все естественные средства возвыситься до истинных знаний путем чувственного восприятия, а также все побуждения стремиться к этой цели, поскольку эти бессистемные учения ослепляли нас волшебством слов, произносимых нами, в то время как мы не имели никакого представления о понятиях, о которых мы говорили.
Я еще раз заявляю: вся масса наших общественных школ не только ничего не дает нам, а, напротив, гасит в нас то, что у человечества повсюду имеется и без школ и чем каждый дикарь обладает в такой степени, какой мы и представить себе этого не можем. Это истина, которую нельзя применить ни в какой части света, кроме нашей, ни к какому веку, кроме нашего. Человек, которого с помощью монашеского искусства воспитывают болтливым дураком, значительно меньше дикаря восприимчив к истине и менее кого-либо способен пользоваться руководством природы и тем, что она сама делает для уяснения наших понятий. Опыт убедил меня теперь в том, что общественной и вообще европейской школьной колесницей нужно не только лучше править, но что необходимо ее повернуть и направить на совершенно новую дорогу. Этот опыт убедил меня, что вначале следует прикончить и похоронить основу школьных заблуждений — современную порчу языка и нашу одностороннюю, поверхностную, лишенную смысла и реальной основы болтовню, прежде чем станет возможно посредством обучения и языка воскресить в людях истину и жизнь.
Это суждение, конечно, резко, и я сам готов усомниться: «Кто захочет его выслушать!» Однако благодаря опыту, лежащему в основе его, я убедился, что и в отношении элементарного обучения языку надо отказаться от всех полумер и что поэтому должны быть отстранены все учебники, в которых хотя бы одна строка предполагает в ребенке умение говорить, когда он еще не научился этому. Все учебники, содержащие слова, которые своими окончаниями, приставками, построением, а также всем строем имеющихся в них предложений и оборотов речи уже заранее предполагают полное знание языка, непригодны, следовательно, для того, чтобы вызвать в ребенке четкое понимание причин и средств, благодаря которым эта полнота была достигнута. Поэтому, имей я возможность действовать, я осуществил бы в отношении этих учебников в школьных библиотеках меры, кажущиеся несколько немилосердными, или вынужден был бы согласиться с мнением, что я отказался от намерения привести обучение языку в соответствие с ходом природы.
Дорогой друг! Общеизвестно, что на первом этапе обучения языку природа совершенно не признает различных искусственных построений, обычных для современного знания языка, и что ребенку эти построения понятны не больше, чем варвару; подобно ему, ребенок, длительное время упражняясь в простых построениях, лишь постепенно становится способен понимать сложные. Поэтому мои упражнения в языке с самого начала ведутся по такому методу, который сам разыскивает элементы речи, устраняя всякую науку и всякое знание, для усвоения которых требуется полное знание языка и который делает достоянием ребенка преимущества развитой речи в той именно последовательности, в какой природа сделала их достоянием рода человеческого.
Дорогой друг! Неужели и в этом отношении люди поймут меня превратно? Неужели и в этом отношении лишь немногие пожелают вместе со мной положить предел бессмысленному доверию к словам, которые и по самой природе предметов, и по искусственности своего развития и построения сами по себе непонятны для детского возраста, а своей внутренней пустотой, лишенной всякой наглядности, содействуют оскудению человеческого ума, склоняют его к вере в пустые, бесполезные звуки? Неужели только немногие пожелают вместе со мной, чтобы в связи с обучением языку звуки сами по себе потеряли значение, чтобы в обучении наглядность снова приобрела преобладающее влияние, которого она заслуживает, и чтобы благодаря этому снова можно было рассматривать язык как истинную основу умственного развития и всех вытекающих из него реальных познаний, а также как основу вытекающей из него способности суждения?
Да, друг! Я знаю, что долго, очень долго немногие еще будут признавать мечтания и пустые звуки безусловно непригодным основанием для умственного развития людей и будут понимать это. Причины этого так разнообразны и глубоки. Это прежде всего склонность к болтовне, очень сильно связанная с тем, что люди считают для себя честью придерживаться так называемого хорошего тона, претендующего на всезнайство нашего времени, а еще в большей мере самый способ добывания хлеба многими тысячами из нашей среды. Все это, вместе взятое, ведет к тому, чтобы так продолжалось долгое, долгое время, пока наши современники с любовью не воспримут истин, так сильно противоречащих огрубению их чувств.
Но я иду своим путем и еще раз заявляю: любое научное знание, которое излагается, разъясняется, анализируется людьми, учившимися говорить и думать не в соответствии с законами природы, а также любое научное знание, определения которого должны волшебным путем очутиться в душе ребенка, словно deus ex machina, или, вернее, должны нашептываться ему в уши, будто театральным суфлером,— любое научное знание, если оно будет преподноситься этим путем, неизбежно скатится до уровня жалкой фиглярской дрессировки.
Там, где основные силы человеческого духа оставляются спящими, а спящие силы заменяются словами,— там создаются мечтатели; мечтания их выглядят тем более неестественными и легкомысленными, чем напыщеннее и высокомернее были слова, которыми заполнено их жалкое, сонное существо. Такие питомцы охотнее всего думают о чем угодно на свете, только не о том, что они сами грезят и спят, что бодрствующие вокруг них понимают все их притязания, что наиболее зрячие из этих бодрствующих в буквальном смысле слова считают их лунатиками.
Ход природы в развитии человеческого рода неизменен. Не может быть поэтому двух хороших методов обучения. Только один метод хорош, и именно тот, который полностью основывается на вечных законах природы. Плохих же методов имеется бесконечное множество; отрицательные свойства каждого из них возрастают, по мере того как метод отступает от законов природы, и уменьшаются в той степени, в какой он точнее следует этим законам. Я хорошо знаю, что единственно хороший метод не находится ни в моих руках, ни в руках какого-либо другого человека и что мы все только в известной мвре можем приблизиться к единственно хорошему методу. Однако его полнота и совершенство должны быть целью всех тех, кто старается в основу человеческого обучения положить истину, с помощью обучения удовлетворить человеческую природу и выполнить ее существенные требования. В этом отношении я всеми силами, которыми располагаю, стремлюсь именно к этому способу обучения, а относительно оценки моей деятельности, так же как и относительно оценки моей деятельности тех, кто стремится к той же цели, знаю одно только правило: «По плодам их узнаете их».
Человеческая сила, природное чувство, природный и острый ум как результат любого метода обучения для меня являются единственным критерием оценки его внутреннего достоинства; а каждый метод, выжигающий на лбу ученика клеймо, свидетельствующее о подавлении природных сил, нехватке природного чувства и природной остроты ума, осуждается мною, какие бы он ни имел преимущества. Я, правда, не отрицаю, что и такой метод может подготовить хороших портных, сапожников, купцов и солдат, но я оспариваю то, что он в состоянии подготовить портного или купца быть человеком в высоком смысле этого слова.
О, если бы люди хотя бы раз по-настоящему задумались над тем, что целью всякого обучения всегда является и не может не быть сама человечность, развившаяся и вызванная к жизни гармоническим развитием сил и задатков человеческой природы! О> если бы они, применяя свои воспитательные и образовательные средства, на каждом шагу спрашивали себя, действительно ли они ведут к этой цели!
Я хочу еще раз рассмотреть, какое влияние четкие понятия оказывают на развитие человечности. Ребенку представляются четкими лишь те понятия, к ясности которых ничего больше не может прибавить его личный опыт. Этот принцип, во-первых, устанавливает последовательность в развитии сил и способностей, необходимых для постепенного достижения ясности всех понятий; во-вторых, он устанавливает, в какой последовательности с детьми следует начинать и продолжать упражнения в определении предметов; и, наконец,— то время, когда определения всякого рода могут для ребенка содержать действительные истины.
Очевидно, что ясность понятий должна в ребенке вырабатываться путем обучения еще до того, как у него можно предположить способность понимать результаты этой ясности понятий, то есть четкое понятие, или, скорее, словесное его выражение.
Путь к достижению четких понятий лежит через постепенное, доступное детям уяснение всех предметов, четкого понимания которых от них добиваются. Организация же этого процесса в свою очередь основывается на объединении всех искусственных средств, при помощи которых дети получают возможность с определенностью высказываться о свойствах всех предметов, а преимущественно о величине, числе и форме каждого из них. Этим, а не иным путем ребенка можно привести к познанию сущности предмета во всем его объеме, а благодаря последнему — к способности определять предмет, то есть с величайшей определенностью и краткостью выразить словами сущность предмета во всем его объеме. Между тем все определения, то есть все случаи такого четкого изложения словами сущности какого-либо предмета, для ребенка лишь постольку содержат существенные истины, поскольку он живо и с большой ясностью осознал чувственную основу этих предметов. Когда же ребенку недостает полной ясности в восприятии чувственного предмета, определение которого ему было дано, он только приучается играть словами, обманывать себя самого и слепо доверять звукам, которые неспособны
вызвать у него какого-либо иного понятия или иной мысли, кроме той, что он сам произнес какой-то звук. Hinc illae lacrymae!
В дождливую погоду грибы быстро растут на любой навозной куче; таким же образом определения, не связанные с наблюдением, порождают грибовидную мудрость, которой, однако, на солнце очень быстро приходится погибать и считать ясное небо для себя ядом. Беспочвенная, словесная пышность подобной мудрости, лишенной основ, порождает людей, считающих, что они во всех отраслях знаний достигли цели только потому, что их жизнь — это утомительная болтовня об этой цели; но люди эти никогда не устремятся к ней, потому что достижение ее никогда не представляло для них интереса, который весьма необходим, чтобы побудить людей сделать какое-либо усилие. Наш век полон таких людей, и он болен такой мудростью, которая pro forma увлекает нас к цели знания, словно калек на арену; а между тем эта цель не станет их целью, прежде чем не будут излечены их ноги.
Способность делать описания в значительной мере опережает способность давать определения. То, что для меня совершенно ясно, я не могу еще только по этому определить, хотя могу его описать, то есть сказать определенно, каковы его свойства, но не что оно собой на самом деле представляет: я знаю ведь только данный предмет, индивидуум, но его род и вид я указать еще не могу. О том же, что для меня не совсем ясно, я не могу определенно сказать, каковы его свойства, не говоря уже о том, что оно собой представляет. Я не только не могу определить, но даже не в состоянии описать неясное для меня. Если кто-либо третий подсказывает мне слова, с помощью которых другой человек, кому дело ясно, объясняет его людям того же склада, то для меня предмет от этого еще не делается ясным; он является ясным для другого, а не для меня, поскольку слова этого другого для меня не могут быть тем, чем они являются для него,— точным выражением полной ясности его понятия.
Цель довести человека до четких понятий и до их последнего средства, определений, требует, чтобы на основе знания психологии и законов физического механизма этому последнему средству предшествовал ряд расположенных в непрерывной последовательности разнообразных картин физического мира. Это облегчит постепенный переход от наблюдения отдельных предметов к их наименованиям, от наименований — к уяснению свойств, то есть способности описать их, а от нее — к способности разъяснить, определить (definieren) эти предметы. Разумное руководство наблюдением является, очевидно, начальным пунктом, от которого исходит этот ряд средств, ведущих к четким понятиям; также очевидно, что конечная цель всякого обучения — достижение четкости каждого понятия — в значительной мере зависит от полной силы его первого ростка.
Если в широком кругу деятельности всесильной природы какой-нибудь предмет является несовершенным в своем зародыше, то природа теряет свою способность довести его до совершенства, давая ему возможность постепенно созреть. Все, что несовершенно в зародыше, при своем росте, то есть внешнем развитии своих частей, становится неполноценным. Это столь же верно в отношении произведений твоего ума, как и в отношении произведений твоей гряды; это так же верно в отношении результатов каждого отдельного понятия, основанного на наблюдении, как и в отношении состояния какого-нибудь, созревшего кочна капусты.
Превосходное средство предохранить человеческое развитие от беспорядочности, неполноты и поверхности -основывается, следовательно, главным образом на старании сделать для ребенка, насколько это возможно, определенными, правильными и обширными первоначальные впечатления, полученные при первом восприятии самых важных предметов нашего познания. Уже у колыбели ребенка нужно стараться вырвать из рук слепой природы руководство человеческим родом и вручить его лучшей силе, которая научила нас обобщать опыт тысячелетий в отношении сущности и вечных законов этой природы. Ты должен по существу отличать законы природы от ее хода, то есть от отдельных действий и проявления этих действий. В отношении своих законов природа является вечной истиной и для нас постоянным руководством к достижению истины. Что касается изменений, которые имеют место при применении ее законов к каждому индивидууму и каждому индивидуальному случаю, то ее предоставленная самой себе истина недостаточна для людей и не удовлетворяет их. Реальная правда, продиктованная положением и обстоятельствами каждого индивидуума и индивидуального случая, претендует на право быть такой же необходимой, как и общие законы человеческой природы. Следовательно, притязания тех и других законов на необходимость должны быть согласованы между собой, если они должны оказывать положительное действие на род человеческий. Забота об этом объединении для человечества очень важна. Случайное и своим существованием, и по своим следствиям так же необходимо, как и вечное и неизменное; но существование случайного и неизбежность его следствий необходимо с помощью свободы человеческой воли привести к согласию с вечным и неизменным в человеческой природе и ее требованиями.
Чувственная природа, от которой исходят непреложные законы самого бытия и следствия всего случайного, по-видимому, посвящает себя заботе о целом и сама по себе не печется об отдельном индивидууме и индивидуальном случае, который она определяет путем своего внешнего воздействия. С этой стороны чувственная природа, собственно, слепа, и, как таковая, она приходит или старается прийти к гармонии со зрячей, духовной и нравственной природой человека; напротив, только сама духовная и нравственная природа в состоянии привести себя к гармонии с чувственной, может и обязана это сделать. Законы того, что в нас чувственно, вследствие существенных требований самой нашей природы должны быть подчинены законам нашей нравственной и умственной жизни. Без этого своего подчинения чувственная наша природа не смогла бы никогда ла самом деле содействовать действительному появлению окончательных результатов нашего формирования, появлению человечности. Человек становится человеком лишь благодаря своей умственной и нравственной жизни; только благодаря ей он становится самостоятельным, свободным и удовлетворенным. Чувственная природа ведет его не так далеко и не туда; она слепа по самой своей сущности; ее пути — пути мрака и смерти. Поэтому образование рода человеческого и руководство им должны быть вырваны из рук слепой, чувственной природы, из-под влияния мрака и смерти, которые она несет, и переданы в руки нашей нравственной и умственной внутренней сущности, ее божественному, вечному, внутреннему свету и ее божественной, вечной, внутренней правде.
Все, все, что ты постоянно беззаботно предоставляешь внешней слепой природе,— все погибает. Это верно как в отношении мертвой чувственной, так и в отношении живой природы. Если ты беззаботно предоставляешь землю природе, она приносит сорную траву и чертополох, а там, где ты ей предоставляешь развитие человеческого рода, она приводит его только к беспорядочным наблюдениям, которые, осуществляются не так, как того требует первоначальное обучение даже при твоем, а тем более детском понимании.
Чтобы ребенка наиболее надежным образом верно и полностью ознакомить с деревом или каким-либо другим растением, далеко не всегда лучший способ отпустить его без присмотра в лес или на луг, где растут в беспорядке всякого рода деревья и растения. Деревья и травы не расположены здесь в такой последовательности, которая позволила бы наглядно показать ему сущность каждого вида растений и благодаря первому впечатлению от предмета подготовить ребенка к общему знанию предмета. Чтобы кратчайшим путем привести своего ребенка к цели обучения, четким понятиям, ты с большой тщательностью должен отобрать для показа ему в каждой отрасли знания такие предметы, которые явно и в полной мере обладают самыми существенными признаками той отрасли, к которой относится данный предмет, и тем самым особенно пригодны для того, чтобы обратить внимание ребенка на сущность предмета в отличие от его изменчивых свойств. Если же ты это упустишь, то вынудишь ребенка при первом взгляде на предмет рассматривать его изменчивые свойства как существенные; таким образом ты заставишь его по меньшей мере опоздать в познании истины и сбиться с кратчайшего пути, позволяющего в каждой отрасли знания перейти от смутных чувственных восприятий к четким понятиям. Если же ты в своем методе обучения избежишь этой ошибки и с самого начала предоставишь ребенку для наблюдения предметы во всех разделах обучения в такой последовательности, чтобы впечатление от существа каждого предмета уже при первых наблюдениях над ним преобладало над впечатлением от его свойств., то ребенок начиная уже с этого первого впечатления научится подчинять изменчивое в предмете его сущности и бесспорно выйдет на верный путь, на котором с каждым днем будет развиваться его способность с большой простотой связывать все случайные качества предметов с глубоким знанием их сущности и внутренней правды и, таким образом, читать во всей природе, как в открытой книге. Предоставленный самому себе, ребенок без всякого понимания заглядывает в мир и, запутавшись в отдельных, случайно приобретенных обрывках знаний, день ото дня спускается от заблуждения к заблуждению.
Напротив, ребенок, которого с колыбели ведут вышеуказанным путем, день ото дня подымается от истины к истине. Все существующее или по меньшей мере весь круг его опыта целиком и начисто связывается с его внутренней силой, и потому у него не бывает ошибок в самой основе его взглядов. Первые причины заблуждения устранены как в природе его взглядов, так и в нем самом; в его душе искусственно и методично не была развита склонность к какому-либо заблуждению, и nihil admirari, которое в настоящее время является только притязанием искалеченной старости, благодаря этому руководству станет достоянием невинности и молодости. Достижение заключительной цели обучения — четких понятий (безразлично, приводят ли они нас к утверждению, что мы ничего не знаем, или к тому, что мы всё знаем) — становится неизбежным, если только ребенок добивается этого и у него есть человеческие задатки, чтобы достигнуть этой высокой цели, обеспечить и организовать нужные для этого средства и главным образом для того, чтобы первые впечатления от наблюдения чувственных предметов обладали бы широтой и определенностью, которые необходимы, чтобы на основе этих впечатлений строить предохраняющий от заблуждений и обосновывающий истину последовательный ряд наших познавательных средств.
Я, особенно в «Книге матерей», обратил самое серьезное внимание на крайнюю важность этой цели. И мне удалось это, друг; я настолько усилил благодаря этой книге способность моей природы к чувственному познанию, что заранее предвижу: дети, которыми руководят в соответствии с требованиями этой книги, повсеместно отвергнут ее и в природе, и во всем, что их окружает, найдут лучшее руководство к достижению моей цели, нежели то, что я им дал.
Друг! Книги еще нет, а я уже вижу, как она прекращает свое существование благодаря своему же воздействию!
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +